Интервью с о. Александром Коневым

19-го сентября отмечает свой День рождения викарный священник нашего прихода отец Александр Конев. Накануне этой даты мы побеседовали с отцом Александром.

О. Александр, Вы пришли к Богу уже не в юном возрасте. Как произошло Ваше обращение, и почему Вы выбрали именно Католическую Церковь?

Я крестился, когда мне было 33 года. Это произошло в 2000-м году, 29 июня – на Петра и Павла, в приходе Лурдской Божьей Матери. Перед этим чуть меньше года ходил на катехизацию, а решение пришло где-то году в 98-м. Надо сказать, что оно подготавливалось достаточно долго, потому что с юности, лет с 17-18, меня интересовали вопросы о смысле жизни, я читал довольно много литературы по философии, порой попадала в руки религиозная литература различных авторов, иногда даже чисто богословская, например, Мартина Лютера. Но я тогда не был верующим, но и атеистом тоже не был. Атеистом я перестал быть лет в 14, поскольку тогда начался большой кризис в той системе мировоззрения, в которой меня воспитывала советская школа. Примерно в это же время пришло разочарование в коммунистической системе и в общей системе взглядов. Мою позицию в течение нескольких лет можно описать как «агностик». Я не знал, какой ответ можно дать на вопрос о смысле жизни. Но и скептическое отношение к религиозному смыслу у меня ещё оставалось. Тут ещё надо иметь в виду, что когда мне было 18-19 лет, я прочитал книгу Фридриха Ницше «Антихристианин» и его негативную составляющую, когда он рассуждает о христианстве, оценил как яркую и сильную аргументацию. Но поскольку ответа на свои вопросы я так и не находил, то постепенно вызревало ощущение, что ответ должен находиться где-то в области трансцендентного – того, что превышает человеческую природу. Было два сильных толчка в сторону католичества. Где-то году в 94-м мне попали в руки «Философические письма» Бердяева, и году в 96-м я перечитал Честертона, все его книги, особенно о святом Франциске, святом Фоме, эссе «Вечный Человек», его статьи. Поэтому можно сказать, что я впервые столкнулся с современным верующим человеком, который был именно католиком. До этого я ещё не встречал ни одного современного верующего человека, в том смысле, что человек понимает проблемы современности, понимает современную культурную ситуацию. Какое-то время я потратил на то, чтобы почитать что-то из литературы протестантов и православных, потому что старался отнестись к решению ответственно. Тут ещё можно указать на Толкиена. Я его прочёл гораздо раньше, чем Честертона, тем не менее, Толкиен явно находится внутри католической культуры, поэтому какая-то почва уже была подготовлена. И постепенно пришло решение, что Католическая Церковь предоставляет ответ на мои вопросы. В начале 99-го года я позвонил в приход Лурдской Божьей Матери и договорился о том, чтобы начать ходить на катехизацию. А дальше я стал читать богословскую литературу, потому что меня это интересовало. Католическое богословие показалось мне хорошо проработанным и продуманным. Конечно, я ещё тогда мало знал католическое богословие и знакомился в основном с тем, что было написано до начала XX века, поскольку в моём распоряжении ещё не было много литературы. Тем не менее, комплексность и серьёзность в осмыслении проблем произвели на меня большое впечатление, и моя уверенность в Католической Церкви только укреплялась.

А где Вы учились и работали до этого?

Я окончил Политехнический институт в 91-м году, поступил в ЦНИИТС (Центральный научно-исследовательский институт технологии судостроения) инженером-конструктором, полтора года проработал там инженером. Это был 91-й год, и мы знаем, что тогда произошло – полный крах российского машиностроения. Инженеры, фактически, остались без работы. И с 93-го года я был вынужден искать другие способы заработка. Работал переводчиком с английского, журналистом, один год даже работал почтальоном – разносил почту на Васильевском острове, полтора года работал тренером в шахматном клубе на Петроградской Стороне, поскольку я кандидат в мастера спорта по шахматам. С 97-го года работал уже в сфере полиграфии – занимался дизайном, вёрсткой, был ответственным редактором журнала «Компьютер сервис», прекратившего своё существование в 98-м году во время ещё одного кризиса, который снова обвалил нашу промышленность, соответственно, рекламодатели исчезли, и многие журналы перестали издаваться. Тогда я перешёл в типографию и работал в подготовке полиграфии. Так продолжалось до 2004 года, а в 2004-м я уже поступил в семинарию.

Получается, что Вы довольно быстро после обращения и крещения решили стать священником.

Через 4 года. В принципе, не очень быстро.

Но это и не такой большой срок. Были ли у Вас какие-то сомнения в избранном пути?

Дело в том, что это опять был процесс по нарастающей. Периодически мне приходила в голову мысль о священстве. Не могу сказать, что в какой-то один момент ко мне вдруг пришла ясная уверенность. Скорее, у меня всё больше и больше был интерес к этому, и меня всё меньше и меньше интересовало всё остальное. С течением времени я понял, что так дальше продолжаться не может, нельзя жить, занимаясь тем, что тебе неинтересно и не хочется. Конечно, тяжело было принять, что нужно жить в общежитии – я никогда там не жил, принимать какие-то новые условия жизни. Тем не менее, у меня был интерес к духовности, к богословию в немалой степени. С 2000-го года, когда я уже стал католиком, я понял, что мне очень трудно найти ответы на терзающие меня вопросы. Я задавал их многим священникам, и нередко мне не могли дать ответы, которые бы меня устраивали. С течением времени я понял, что если я сам не изучу глубоко богословие, то так ничего толком и не пойму. Это стало ещё одним стимулом к тому, чтобы серьёзно думать о призвании священника. Чем ждать, когда кто-то просветит тебя, лучше самому идти туда, где находится свет. Заодно потом можно будет помогать тем, кто находится в ситуации, похожей на твою нынешнюю.

В каком году Вы окончили Санкт-Петербургскую семинарию?

В 2011 году, 26-го июня состоялось рукоположение в дьяконы. Дьяконом я был в Нижнем Новгороде, затем вернулся в Санкт-Петербург, и 28-го апреля 2012 года был рукоположен в священники.

Что Вам больше всего запомнилось из Вашей семинарской жизни?

Первые два года были более трудными. Сложно было выстраивать отношения, так как по возрасту я был старше других ребят. Трудно было привыкать ко многим вещам. Но, с другой стороны, это облегчалось тем, что мне было интересно. Некоторые ребята скучали на лекциях, но я на лекциях никогда не скучал. Для меня это всегда было развлечение, как в кино пойти, примерно – посидеть, послушать, что преподаватели говорят. Но я, конечно, надоедал им много. Я постоянно задавал вопросы и этим кое-кого из них раздражал.

На этом Ваше обучение не закончилось. Вы поехали в Рим…

Не сразу. Сначала служил в Нижнем Новгороде. Год дьяконом, потом два года – викарным. Затем в Риме два года изучал фундаментальную теологию в Григорианском университете, получил лиценциат.

Существует мнение среди верующих, даже среди некоторых священников, что богословие – это пустые игры разума, что оно ничего не даёт для практической жизни христианина. Что Вы можете на это возразить?

Я думаю, что это зависит от типа человека. Есть люди, которые задаются вопросами: почему? Есть люди, которые принимают как должное культурную ситуацию, в которой они выросли, или какую-то другую социальную ситуацию. Мне часто задают вопрос: что такое богословие? Есть два ответа. Первый: богословие – это посредник между верой и разумом; второй, который кажется мне более правильным: это посредник между верой и культурой. Почему я считаю, что первый ответ не очень верный? Потому что когда мы говорим о разуме, мы имеем в виду отдельного человека, индивида, но индивид как культурная единица не существует. Он всегда находится внутри какой-то культуры, способов мыслить, представлений, обычаев и так далее. Поэтому богословие – это то, что служит переводчиком между верой – тем даром, который мы получили в Иисусе Христе – и современной культурой. Если мы посмотрим на всю историю богословия, то увидим, что оно всегда выполняло роль посредника. Оно усваивало способ речи общества, начиная с Отцов Церкви, которые приняли язык эллинистической философии. Всегда нужен язык, чтобы говорить. Без языка ничего не скажешь. На каком языке ты будешь говорить? На языке культуры. Поэтому богословие – это то, что говорит человеку, обществу о вере, средство передачи веры. Можно, конечно, не понимать, что богословие делает это. Люди, которые говорят, что им не нужно богословие, тоже имеют своё богословие. Оно у них, конечно, есть. Просто они не задаются вопросами о своём богословии. А можно задаваться вопросами, но это уже зависит от человека. Я не скажу, что это большая радость – задаваться вопросами. Когда человек начинает это делать, вопросы начинают преследовать его со всех сторон, часто делая его жизнь невыносимой. Но если человек уже начал задаваться вопросами, он не может выйти из этой ситуации. Он не может сказать себе: «Да ладно, не задавайся вопросами, живи просто как есть». А на вопросы нужно отвечать, иначе тяжело на душе. И в этом случае он занимается богословием. Есть люди, которые профессионально богословием не занимаются, но вопросы у них всё равно есть. И вот тогда им нужно поговорить с человеком, который может ответить на их вопросы. Понятно, что у разных людей разное призвание. Может, у кого-то призвание богослова. Но это не обязательно. Я считаю, что богословие – это вопрос о вере. Человек хочет понять: почему это так? Что означает стих, который мы читаем на Мессе? Что это значит для нас? Есть и другой способ слушания, когда человек просто слушает, не пытаясь понять, что же это значит для нас. Но если человек хочет по-настоящему понять, тогда он занимается богословием, потому что он должен преодолевать культурно-исторический разрыв, существующий между палестинским обществом I века и нынешним обществом, где всё другое. У человека могут возникать вопросы об обществе, и они возникают постоянно. Например, как нам выстраивать международные отношения, если Иисус прямо об этом не говорит? Он говорит о личных этических наставлениях, но нам их нужно как-то осмыслить в совершенно другой ситуации. Как это сделать?

А кто Ваши любимые богословы и почему именно они?

Так получилось, что первый крупный богослов, с которым я столкнулся, – это Фома Аквинский. Это было ещё до крещения. Я начал читать труды Фомы Аквинского в книге «Антология средневековой философии». Мне очень понравился его стиль: ясный, последовательный и честный. Он не пытается уйти в риторику. Я не люблю, когда богословы уходят в риторику, в поэзию. Они не отвечают на мой вопрос. Кому-то это как раз нравится. А у меня есть вопросы. Я хочу, чтобы меня не путали, но чтобы мне объяснили. У Фомы Аквинского очень большая честность. Есть много интересных авторов, но в XX веке я выделяю двоих: Карл Ранер и Бернард Лонерган. Ранер – универсальный мыслитель, почти как Фома Аквинский. Конечно, повторить подвиг Фомы Аквинского в XX веке невозможно, потому что всё здание богословия и философии разрослось в сотни раз. Если Фома ещё мог как-то ухватить это, хотя тоже не до конца, то в ХХ веке это уже задача неисполнимая. Но Ранер сделал такую амбициозную попытку. Он был универсальный теолог, писал обо всём на свете. Если посмотреть его 23-хтомник богословских исследований, то там есть статьи практически на все темы. А Лонерган гораздо уже, его специализация – это метод богословия и эпистемология (наука о познании). Но он очень серьёзно занимается этим, гораздо глубже, чем Ранер. Я считаю, что они оба эффективно и серьёзно поработали в своей области.

До того, как вернуться в Петербург, Вы служили в Нижнем Новгороде и в Орле. Какой опыт Вы приобрели за время пребывания в этих городах?

Нижний – город университетский, и Петербург тоже. В Нижнем католики отличаются от тех, что в Орле. В Орле тоже есть университеты, но население всего 300 тысяч человек, и поэтому там община значительно меньше, здесь на первый план выходят личные, соседские отношения, взаимопомощь, братство. Важную роль играет посещение людей, разговоры с ними; нет большого интеллектуально-культурного запроса, как в Нижнем или в Петербурге. Надо отметить, что и в Нижнем, и в Орле довольно большая часть – это студенты из других стран, студенты-католики из Африки или Юго-Восточной Азии. Это, конечно, не постоянные прихожане, они никогда не будут ядром прихода. Они часто даже не знают русского языка, говорят на своём языке. Но, тем не менее, мы помогаем им, как можем, стараемся с ними общаться, служим для них, исповедуем. Но, надо признать честно, это не постоянная часть прихода. Это, скорее, наша помощь другим поместным церквям. Мы не только получаем помощь от других церквей, но и сами, в каком-то смысле, оказываем помощь другим церквям. Для меня становится понятным, что потенциальный католик в России – это человек с высшим образованием или учащийся ВУЗа, то есть человек, у которого чаще возникают серьёзные вопросы. Опять же, когда они возникают? Когда он узнаёт многогранность жизни, когда он узнаёт о существовании других церквей, других традиций. То есть у него появляется интерес. Люди с не очень высоким уровнем образования часто находятся в одной и той же культурной ситуации, и порой у них совершенно какое-то фантастическое представление о католиках, они даже не понимают, что католики – тоже христиане. Поэтому всё-таки наш потенциальный прихожанин – это человек с вопросами. Мой вывод: Католической Церкви надо в первую очередь обращать внимание на те города, где есть университеты. Как бы нам ни хотелось сохранить приходы в маленьких городах, где 10-20 прихожан, но финансовые условия содержания храмов и многие другие проблемы со временем станут такой тяжёлой ношей, что общины их просто не потянут. А сильным общинам там появиться просто неоткуда.

Вас пригласили в Петербург для того, чтобы развивать интеллектуальную жизнь в приходах. Что Вы планируете делать в этом направлении?

Сейчас у нас уже год продолжаются встречи по субботам для тех, кто интересуется углублением веры. Есть интересная идея, чтобы встречаться, обсуждать культурные события, фильмы, книги. Я считаю, что многим было бы это интересно. Здесь в Петербурге мы проводим богословские конференции, участвуем сами в чужих конференциях. Например, год назад была интересная конференция в университете по поводу онтологического аргумента Ансельма Кентерберийского. Мне было интересно принимать участие и обсуждать эти богословские проблемы с преподавателями философии и религии из разных питерских университетов. Также в течение года неоднократно проходили семинары и конференции в РХГА, посвящённые богословским и философским вопросам. В некоторых из них я участвовал, но неплохо было бы сделать участие и других наших преподавателей более активным. Им было бы полезно увидеть какие-то вопросы со стороны общества, а с другой стороны, дать католический ответ, потому что у нас достаточно сильная культура и наработки. Люди этого не знают, и надо этим делиться. Почему нет?

Вы когда-нибудь занимались катехизацией детей?

В 2005 году я проводил лагерь «Каникулы с Богом» под Переславлем-Залесским от Владимирского прихода. Но тогда нас было много: отец Сергей Зуев, аниматоры, сёстры-монахини. На меня тогда легло мало ответственности.

В этом году Вы ездили в лагерь с детьми и подростками из нашего прихода. Там ответственности было много. Каковы Ваши впечатления? Что Вам дало общение с этими ребятами?

Я служил Мессу каждый день, и мне было интересно наблюдать за тем, как ребята себя ведут, потому что педагогический опыт у меня очень маленький. У них есть особенности поведения, которые порой были для меня неожиданными. Они меня, конечно, немного боялись, поэтому не слишком охотно шли на живой контакт. Но, по крайней мере, я считаю, что общение не было напряжённым. Нам удалось избежать какой-то неловкости, которая может возникнуть, когда совершенно разные люди оказываются в одном месте и не знают, что делать.

Однажды Вы объясняли одному молодому человеку зачем нужно читать классику. Повторите, пожалуйста, свои аргументы. Почему надо обращаться к мировой литературе?

Классику нужно читать, потому что это отражение человеческой культуры, опыта, который человечество накопило. Она освещает основные вопросы человеческого существования. Можно, конечно, проходить этот путь обстоятельно, каждый раз изобретать велосипед, думать, что я неправильно сделал, и так провести всю жизнь. А можно воспользоваться сокровищами, которые уже человечество имеет, и какие-то этапы своей жизни сделать более лёгкими. Классика показывает тебе себя, ты сам становишься для себя понятнее, потому что часто человек действует так, как будто он – «чёрный ящик», откуда-то из подсознания приходят какие-то приказы, которые он выполняет, не задумываясь, почему это происходит с ним. И ему тогда очень сложно корректировать своё поведение, потому что тогда всё, что он хочет или требует безусловно, не стыкуется с миром других людей.

Какие христианские и нехристианские книги Вы посоветовали бы читать прихожанам, особенно молодым?

Я не буду особенно оригинальным. У нас есть два автора: Толстой и Достоевский. И я согласен с мнением канадского психолога Джордана Питерсона, что Достоевский входит в десятку литераторов всех времён и народов. Насчёт иностранных авторов трудно сказать – здесь вкусы у всех разные. Детям я всё-таки рекомендовал бы почитать Толкиена «Властелин колец», Клайва Льюиса, Честертона. Но я их читал уже не в подростковом возрасте. Однако мне понравилось, было интересно и помогло на христианском пути.

Вы – человек широких интересов, можете поддержать беседу на любую тему. А о чём Вам самому было бы интересно поговорить с другими людьми?

Таких тем много, у меня действительно широкие интересы. Сейчас я, в основном, читаю. Читаю литературу по теологии, по герменевтике, по теории познания. Поскольку Лонерган меня в этом направлении сильно подвинул, то всё, что касается теории познания, мне очень интересно. Опять же для этого есть специальные конференции и семинары, в которых можно участвовать. Есть фильмы, есть явления культуры, которые интересно обсуждать. Также мне интересна экономика, ситуация человека в современном экономическом и политическом мире.

А спорт?

Раньше я интересовался футболом, но сейчас мне неинтересно стало смотреть. Много смотрел теннис, а теперь сам только в настольный теннис могу играть. Я увлекаюсь таким видом спорта, который многих раздражает – шахматы. Некоторые прихожане мне даже говорили, что это антиспорт.

Ваши пожелания нынешним студентам семинарии – будущим священникам.

Мне кажется, что у нынешних семинаристов более близкие и братские отношения, чем в то время, когда я учился. Их немного, поэтому, может быть, им в этом отношении легче. Я хотел бы пожелать им доверия к Богу. Потому что когда человек доверяет Богу, он ничего не боится. Страх делает человека лицемерным, заставляет его притворяться. Доверие к Богу уничтожает страх. Желаю им идти спокойно, быть собой, но стараться не просто быть собой, а улучшать себя.

Спасибо.

Беседовала Ольга Романова

#Интервью #отецАлександрКонев